Накануне, пожалуй, наиболее интригующего боксерского противостояния уходящего года один из его участников - чемпион мира IBF, WBA и WBO в полутяжелом весе Сергей Ковалёв (30-0-1, 26 КО) - в объемном и весьма откровенном интервью "Cпорт Экспресс" рассказал о наиболее неоднозначных и жестких моментах из своего дества и юности, коррупции в любительском боксе, ощущениях при нокдауне, случаях, когда ему доводилось испытывать чувство вины, нокауте, полученном им в аматорском бою с Аббосом Атоевым, своем менеджере и друге Эгисе Климасе, трудностях в первые годы проф. карьеры, отношении к своим бывшим оппонентам, впечатлениях от знакомства с Тайсоном, опыте нахождения в американском КПЗ и многом другом.
Напомним, что 19 ноября Сергею предстоит серьезнейшее испытание в его профессиональной карьере: титулы у не знающего поражений россиянина попытается отобрать американский "технарь" Андре Уорд (30-0, 15 КО), на протяжении многих лет безраздельно доминировавший на одну весовую категорию ниже и также непобежденный на профи-ринге. Этот
– Скоро выйдет ваша книга. Над каким эпизодом особенно долго размышляли – стоит ли о нем вспоминать?
– С которого книга и начинается. "Пробный прыжок в пропасть" – мой соавтор так назвал эту главу. Она о том, где я рос, как. Все приятели были старше – кто на год, кто на два. Я был самый молодой в компании.
– Ваш район – тот самый ЧТЗ – Челябинский тракторный завод?
– Да. В подростковом возрасте жил на 7-м участке, через дорогу от Первой пятилетки. Рядом хоккейная школа "Трактор". Четырехэтажные дома 30-х годов, коммунальные квартиры. Там живут малоимущие семьи, рабочий класс. Не знаю, как сейчас, в мое время в этом районе все либо бухали, либо кололись. Весело тогда жилось. Я разок тоже был в это вовлечен… В книге все прочтете.
– Расскажите хотя бы часть.
– Один раз любопытство взяло надо мной верх, поучаствовал в нехорошем деле. Выкарабкался благодаря боксу и собственному характеру. Когда начал заниматься спортом, преследовала мысль: "Только бокс может вывести в люди, даст мне именно то, что я хочу…" На пятерки в школе рассчитывать не приходилось. Не хотелось учиться. Зато было трудолюбие, большой интерес к единоборствам. А в боксе есть возможность драться законно и получать за это деньги.
– Вы говорили, находились рядом с наркотиками. Пробовали?
– Это не я находился рядом с наркотиками, а они со мной. Я рос в то время, когда был бум наркомании в нашем городе.
– Вас осмысленно подсаживали на это дело?
– Никто и никогда меня ни на что не подсаживал. Если мне начинают что-нибудь навязывать, перестаю общаться с такими людьми. Тогда же было любопытство в чистом виде.
– Что почувствовали?
– Ничего не могу рассказать по этому поводу. Извините. Если вам интересно, попробуйте сами. Лично я совершенно не понимаю людей, которые употребляют всю эту дрянь. Сейчас даже сигаретный дым не переношу… А тогда чего только ни происходило! С двенадцати лет родители потеряли надо мной контроль. Хотя кто у меня был? Мама.
– А отчим?
– Отчим умер в марте 1995-го. Мне как раз двенадцать было. Случился семейный конфликт, он переживал очень сильно. С утра, как обычно, собрался и ушел на работу. Пропал дня на три. Нет и нет!
– Прежде такое бывало?
– Да никогда! У мамы паника: куда делся? Начали обзванивать больницы, отделения милиции…
– Где нашли?
– В морге.
– Что произошло?
– Стали выяснять. Есть у нас в двух остановках от дома гастроном "Тракторозаводский". Там бар. По пути на работу заехал туда. Взял бутылку коньяка, выпил две-три рюмки, положил голову на скрещенные руки и уснул. Барменша в середине дня будит его: "Мужчина, проснитесь! На обед закрываемся!" А он замертво упал. Во сне остановилось сердце. Он не первый день на "кочерге" был. Пил, ничего не ел. 35 лет человеку, в Афганистане служил. На похороны друзья "афганцы" собрались…
– Вы уже всё понимали?
– Да, я тогда даже деньги зарабатывал!
– Каким образом?
– Газеты в киоске покупал и перепродавал через дорогу в гастрономе. С пацанами машины мыли у офисного здания. Бутылки собирали и сдавали. Рядом главная проходная ЧТЗ. Мужики шли с завода, на троих соображали прямо неподалеку. Мы эти бутылки подбирали. Если кто уснет – обувь снимем, карманы выпотрошим. Сейчас стремно говорить, что работяг раздевали, – но ведь это правда. Мозгов у нас совсем не было. Не понимали, что делали.
– Сняли с человека кроссовки – а дальше что?
– Ищешь, кому продать. Особо приводов, как ни странно, не было. В серьезных вещах я не участвовал, чтоб по-настоящему загреметь.
– На что тратили?
– На игры в компьютерном клубе ДК ЧТЗ. Еще на сладости оставалось. Вспоминаю случай, за который до сих пор стыдно перед мамой. Мне было лет тринадцать. Она работала кондуктором в троллейбусе, зарплата – 550 рублей. Так уговорил купить мне модные черные кроссовки Reebok, которые стоили 510! Почти вся ее зарплата!
– С ума сойти.
– Мама упиралась: "Давай подешевле, рублей за 200". А я ныл: "Нет! Хочу такие!" – "Они ж не кожаные…" – "Ну и что. Зато красивые". Ходил в них, гордился. Не соображал тогда, что на эти деньги маме нужно заполнить холодильник, кормить не только меня, но и мою сестру, младшего брата. Жили бедно. Когда яйца в холодильнике – значит, удачный день. Чай с хлебом – нормально. Стакан сахара у соседей занимали, потом отдавали. Если сахара нет, брал яйцо, обжаривал с хлебом – вкусно! Дома не было традиции обедать или ужинать всей семьей. Кто раньше пришел, что увидел в холодильнике, то и съел.
– Мама у вас еще крановщицей работала?
– Да. В сталелитейном цехе ЧТЗ, потом на заводе крупнопанельного домостроения и строительных конструкций. Я приезжал к ней на работу, поднимался на кран, разрешала мне за рычаги подержаться.
– Страшно?
– Да нет. Это ж не башенный кран – высота метров 20-30. Когда начались сокращения, ушла с завода. Устроилась кондуктором. А когда я уже в Америке тренировался – медсестрой в морг. Я был в ужасе.
– Да не в морг, а в лабораторию судмедэкспертизы, – поправила мама Ковалева, сидевшая рядом. В тот день они вместе прилетели из Америки.
– Ну да, – согласился Сергей. – Просто морг рядом, поэтому так и называю. Но уже третий год не работает. Слава богу, в этом нет необходимости, сейчас нам хватает моих заработков.
– Сколько раз в юности вы прошли по грани?
– Не сосчитать!
– Читали в давнем интервью – нож вам приставил некий Ваня Резаный.
– Не сам Ваня, а его прикентовка. У них, видимо, схема была отработана. Ваня как авторитет оставался в сторонке, рулил. А шантрапа орудовала. Ему было лет пятнадцать.
– А вам сколько?
– Десять. Боксом еще не занимался. Да и вряд ли он бы меня спас. Я же совсем маленький был.
– Ткнуть могли?
– Да ну, не думаю… Хотя тогда был уверен – могли. Они с клеем "Момент" очень дружили, постоянно нюхали. Самого-то Ваню кто-то порезал! Я в тот день много газет продал, полные карманы мелочи. В одной руке мороженка, в другой – шоколадка.
– Где вас настигли?
– Вышел на остановку раньше. Бам – нарвался на гоп-стоп. Я прежде краем уха слышал, что есть такая банда в нашем районе. А тут – они самые, точно по описанию!
– Сколько их было?
– Ваня Резаный и в прикентовке пять-шесть человек. Казалось – такие крутые ребята! Подлетели – я сразу хвост прижал. Что сейчас будет-то? Один нож подставил. Испугался я сильно. Кто их знает – галюны поймают какие-то, пырнут и убегут…
– Вывернули карманы?
– Всё отдал – и мелочь, и шоколадки. Те смеются. Ладно, хоть вещи не сняли. Впрочем, на мне не было ничего, чем их удивить.
– После встречались?
– Встретил и рассчитался.
– Вот об этом подробнее.
– Было мне уже лет тринадцать, занимался боксом. Как-то иду, сталкиваюсь с Ваней и еще одним из той компании. Я подошел первым. Верил – смогу!
– Смогли?
– Отработал "двоечку", им хватило. Не упали, но за лица схватились. Они к тому моменту так опустились, что никакой угрозы не внушали. Оба как тряпки, замученные жизнью. Но все равно – для меня это был огромный шаг! Как же я гордился, что бокс мне помог! Тренер Новиков прокачивал нам мозги будь здоров. Часто бывало: записывается пацан на бокс. Неделю не попадает под замес, вторую. Потом ставят против парня посильнее – накидают ему, и всё. На следующей тренировке его уже нет.
– Тренировки были жесткие?
– Вы не представляете, насколько! Идешь, понимаешь, сегодня – боевая тренировка. Драться надо! Понедельник, среда, пятница – каждый из этих дней пропитан страхом. То ли побьют тебя, то ли нет. Неизвестно, с кем поставят. Либо нос расквасят, либо сам руки выбьешь.
– Вам всерьез хоть раз накидали?
– Накидывали. Лежачего не забивали – но прилетало нормально. Особенно весело было в спаррингах с Саней Соляниковым, он был чуть меньше на одну весовую категорию. В четырнадцать лет меня в нокдаун послал – хлоп! Я не ожидал!
– Упали?
– На коленочку присел. Тренер нас развел. Неделя прошла, уже я Саню отправил в нокдаун. Новиков подбежал: "Хватит, хватит…"
– Что за ощущения – когда ты в нокдауне?
– Будто бутылку водки в себя влил разом. Первые секунд десять тебя ведет. Ничего просчитать не можешь. Помаленьку фокусируешься. Самое страшное – в ногах силы никакой. Вот от этого и падаешь. Когда встаешь, продолжает болтать.
– Есть способы быстро собраться?
– Нет. Были удары, когда я находился в стоячем нокдауне. На грани того, что вот-вот рухнешь. Если ты в сознании, мысль одна: лишь бы еще не пропустить. Главное – чтоб соперник не увидел, как тебе плохо. Стоит дать понять, что "поплыл" – печально все кончится, добьет.
– Что надо делать?
– Продолжать уклоны и нырки. Чтоб голова постоянно была в движении. Или рви дистанцию, или сокращай. Нужно прижаться к сопернику, чтоб он снова не ударил. Только не пропускай еще в первые секунд пять!
– Последний серьезный пропуск в вашей жизни?
– Был тяжелый пропущенный удар. 2008 год, бой с чемпионом мира Аббосом Атоевым из Узбекистана. Громадная ошибка – я вышел, вообще не настроившись!
– Такое бывает?
– Недооценил парня. Смотрю на него – ну, ничего особенного, разберусь! Как, думаю, он чемпионом мира-то стал? А тот, наоборот, собрался. Видел мой предыдущий бой, я красиво победил украинца. Выхожу с мыслью: "Сейчас выиграю, в сборной закреплюсь…" Начинаю забивать Атоева в первом раунде, активно. Он отходит, отходит. Всё, думаю, птичка в клетке. И тут пропускаю контрудар. Падаю. Рефери останавливает бой.
– Отключились?
– Нет.
– Правильно сделали, что остановили бой?
– Думаю, да. Если от одного удара так упал… Встал я на счет "четыре", но записали нокаут. Мне было очень стыдно – за себя, за всё вокруг, за то, что так халатно отнесся. Отличный урок. Нельзя выходить без страха!
– Это у вас-то всегда есть страх?
– Да я на каждый бой выхожу со страхом. Но научился им управлять, превращать в спортивное волнение. Если будешь бояться за пять часов до боя – просто "сгоришь". Выйдешь вареным.
– Еще один эпизод из вашей юности – драка против целой толпы. Сколько вас было?
– Десять человек. В решающий момент один из наших куда-то утек, ха… Вернулся я со сборов, встретил друзей. Говорят: "Вчера была стычка". С моим же одноклассником. Усмехаюсь – неужели с одноклассником-то не решу вопрос? Сидим на лавочке во дворе. Семечки щелкаем, анекдоты рассказываем. Подходят девчата – и передают: "Слышали, что "халики" придут, так не оставят…" – "Да пускай приходят!" На всякий случай приготовили пару палок. Бросили у столба.
– Пригодились?
– Не успели воспользоваться. Были шокированы – сколько человек явилось по нашу душу. Двор, длинные дома – мы около углового подъезда.
– Так что вы увидели?
– Сначала человек тридцать-сорок. Их звали "халики" – по имени авторитета Халиулина. Среди нас трое боксеров, еще уличные пацаны. Безо всякого бокса подготовленные. Каждый с тремя справится. Но поначалу-то, оказалось, подошла "пехота", чисто для массовки. Спустя пару минут подтянулись их главные силы. Вот тут-то мы вздрогнули: "О-па…"
– Таких не заболтать?
– Вижу одноклассников в толпе. Обращаюсь к тому, у кого ухо залеплено пластырем: "Вадик, подожди… Это что за дела?" Он на ухо указывает: "Такое, Серега, не прощается!" – "Мы что, убивать друг друга будем? Давай решим по-дружески…"
– Не прокатило?
– За них всё решали старшие. Вижу – разговор вообще не клеится. И у меня рефлекс сработал – зарядил их главному! Одному прилетело, второму, третьему…
– Понеслось?
– Началась возня. Меня в окружение взяли – кто ногами бил, кто палками. Я инстинктивно уклонялся, нырял, как в боксе. Еще кому-то успевал отвечать. Получал и по спине, и по голове, – но боли не чувствовал. Под адреналином потому что.
– Долго махались?
– Да секунд тридцать! Но я успел руки себе разбить. Вдруг все врассыпную. Секунда – и нет никого. Оказывается, у одного нашего пацана, Васьки, был нож. Он их старшего насадил. Те перепугались: лидера порезали! Все-таки половина бригады была не слишком подготовлена для драк, что с них взять – "пехота". Для таких потеря лидера – колоссальный удар. Под руки его подхватили – и бегом.
– Кроме разбитых рук, повреждений у вас не было?
– Две сечки на голове, кровища ручьем. А мне через два дня ехать на турнир в Италию!
– Вас могли пырнуть?
– Если б кого-то из нас "выключили" – я уверен, добили бы палками. Спасло, что Васька того на нож насадил, они дрогнули… Вот такая была юность. Тогда модно было принадлежать бригаде. Сегодня нормально общаемся с теми людьми, которые против нас выходили. Меня уважают за успехи в боксе. С самым главным зачинщиком потасовки даже не здоровались. Потому что к решению того конфликта в конце концов подключились их старшие.
– Сейчас помирились?
– В прошлом году летом увиделись – он сам подошел: "Здорово!" Пожали руки.
– Это Халиулину?
– Нет, он в драке не участвовал. Халиулин был серьезным авторитетом в городе, держал спортивные залы. Кто ходил в эти секции рукопашного боя – тех называли "халики". Когда кого-то из этих секций обижали, они собирались, вставали всей толпой…
– Значит, ребята были подготовленные.
– И боксировали, и боролись! Они были как семья. Если кто-то попадал в неприятную историю – поднимались все. Могли приехали на двух автобусах решать вопрос. Теперь этого нет, время другое. А самого Халиулина убили. Расстреляли машину, когда ехал из бани. Еще мальчишки были с ним в автомобиле, тоже погибли. Остался Макс, сын, который держит эти же залы. По разборкам уже никто не ездит, только спорт.
– В те годы на вас оружие наставляли?
– Нет. Да и ножом-то, считаю, не особо грозили.
– Был же случай, когда вы подвезли парня, который отказался платить.
– Вот это – последняя опасная ситуация в моей жизни. Ночь. Он вышел с девушкой из машины, открыл дверь подъезда. Я подорвался за ними – чтоб дверь не захлопнулась, она же с кодом. Слышь, говорю, дружище, ты б заплатил… Договаривались же.
– А он?
– Подругу подталкивает вперед – заходи, мол, вызывай лифт, сейчас рассчитаюсь. Вижу, что не деньги достает. Нож мелькнул. Я руку его ловлю – и бью. Он упал, захрипел. Я со страху ударил – и так попал, что парень сразу потерялся!
– Любительская карьера у вас не клеилась. Неудача за неудачей?
– Да. Выходишь в финал – а там решает политика. Сейчас я все понимаю и спокойно об этом говорю. Прежде не мог взять в толк – почему же меня тогда в первых боях не скидывали, позволяли дойти до финала?
– Почему?
– А вдруг травма у первого номера? Всегда есть запасной Сергей Ковалев, который достойно выступит. Привезет медаль.
– Можно было чего-то добиться боксеру, которого никто не продвигал?
– Как продвинешься – если за тобой нет поддержки? Вы же видели, что творилось в Рио. Абсолютно то же самое! Послушайте Лебзяка – кого хотел взять на Игры он, отцепили. Зато набрали тех, кто ему был не нужен. Весь наш бокс пропитан коррупцией.
– Печально.
– Я мельком смотрел Олимпиаду в Рио: бой выигрывает один – победу отдают другому. И в Лондоне, и в Пекине такое было сплошь и рядом. Все расписано – кто сколько медалей должен привезти.
– Самый нелепый случай, когда вас засудили?
– Тот, после которого я ушел в профи. Пропустив удара от Атоева, месяц, наверное, ничего не делал. Затем начал готовиться – и все мне настолько тяжело давалось… А недели за три получил вот этот порез, – Сергей закатал рукав, и мы увидели чудовищный шрам. – Но давайте не будем углубляться, при каких обстоятельствах. Мне очень повезло, что не задело ни артерии, ни сухожилия. Лишь кожу располосовало. За неделю до чемпионата России в Калининграде я снял швы.
– Мы поражены.
– Правой я даже не работал, когда готовился. Вообще ей бить не мог. Но выхожу в финал – и попадаю под коррупцию. Раз в финале боксирует представитель Калининграда Александр Московский – золото надо отдавать ему.
– Вы это не понимали до боя?
– Да все я понимал! Ясно было, по очкам не выиграю ни за что. Единственный вариант – высаживать его сразу. Но как, если силы у меня не те, сам не свой был. Еще не отошел от удара Атоева, надо было отдыхать больше. А я ничего не делал, понадеялся на организм. Вялость, никакого огня… Но все равно бой выигрываю! В третьем раунде попал ему так хорошо, что парень заболтался.
– А рефери?
– Только я левой сбоку хочу добить, он: "Стоп!" Потом я жалел – надо было все-таки ударить. Пусть уж дисквалифицируют, зато я бы нокаутировал. А получилось, что остановили бой, рефери протер ему сопли, дал прийти в себя, за ручку по рингу поводил…
– По очкам проиграли?
– Да! Весь зал видел, что я выиграл! Сам Московский не отрицал: "Серый, извини…" – "Да ты-то при чем? Мы с тобой здесь пешки, за нас всё решили". На допинг-контроле сидели рядом, общались.
– На него у вас не было никакой обиды?
– Ни малейшей. Он оказался с поддержкой, я – без. Вся моя любительская карьера была такая: без поддержки.
– Ее можно было получить?
– Никто не предлагал. Были ребята, которые переезжали из одной области боксировать за другую. Но из Челябинска никому предложений не поступало.
– Почему?
– Все думали, что мы зарабатываем достойные деньги, нас не переманить. Вроде бы челябинская федерация богатая, Вайнштейн ее возглавлял. Да, ездил я тогда на "Мерседесе", – но купил его на доходы не от бокса.
– Вы говорили, к Московскому у вас претензий нет. К Артуру Бетербиеву другое отношение?
– Другое.
– Почему?
– Очень высокомерный. Считает, что реально победил меня в Якутске. Хотя тоже все очевидно. Мониторы, на которых показывался счет, были развернуты к зрителям. Я вел 23:22, за пять секунд до гонга сближение, сумбур, где ни я не попал, ни он. Внезапно ему прибавляются два очка! Прямо после гонга!
– Вы как боксер были тогда сильнее?
– Не могу себя оценивать, насколько я лучше или хуже кого-то. Бетербиев – сильный. Рубака, ударник. Все боялись его ударов, но если говорить о мысли в ринге – то можно поспорить. В тот раз тоже его перебоксировал. Не скажу, что порвал как грелку, – но бой выиграл! А Бетербиев, когда подняли его руку, тихонько произнес: "Это я еще болел. Вот выздоровлю – все будет по-другому…" Давай, говорю, до свидания.
– Где-то он высказался: "Я Ковалева побил и побью снова". Вас это взбесило?
– Не особо. Но я не люблю, когда мое имя используют для раскрутки собственного. Если б это правдой было – я бы ни слова не сказал против: "Ну да, признаю…" Мне не стремно. Но если не было – как могу согласиться?!
– В Якутске не хотели решить все нокаутом?
– Если ты за нокаутом гонишься – он никогда не получится. Нокаут выходит, когда о нем не думаешь. Когда ты расслаблен. Если меня соперник хочет ударить – обычно чувствую, как именно собирается это сделать. Какой удар готовит, с какой руки. Все инстинкты обостряются. А надо усыпить соперника! Чтоб он расслабился, не ждал опасности. Как меня поймал Атоев. Все говорили: "Серый, да "мешок"…" Ну как он может быть "мешком" – если чемпион мира?
– Нет у вас сожаления, что так и не стали олимпийским чемпионом?
– Вообще нет! Наоборот, хочу всем сказать (склоняется над диктофоном) большое спасибо! Если б выиграл Олимпиаду – это был бы предел. Уже не занимался бы боксом. В любителях олимпийское золото было моей единственной целью.
– Если б сегодня уезжали в Америку – каких ошибок точно постарались бы избежать на первых порах?
– Не было у меня ошибок. Ну, может, в плане финансовых договоренностей что-то поменял бы. На меня обратили внимание и дали контракт только после трагического боя с Романом Симаковым… До этого никто в упор не замечал боксера Ковалева. Обращался в промоутерскую компанию, которая подписала Матвея Коробова. Услышал: "Зачем нам еще один русский? Матвея хватает. С ним-то не получается то, что мы хотели…"
– Странно. Там же люди тонко разбираются в боксе. Неужели не видели класс боксера?
– Да кто там "тонко разбирается"?! Вот говорят: "Америка, такие тренеры…" Да там любой может повесить на плечо полотенце и сказать: "Я – тренер". Таланты прорастают сами собой.
– Значит, вы могли и не выбраться наверх?
– Конечно! Мне просто повезло!
– Вот это да.
– Повезло, что перешел в профессионалы. На турнире Попенченко был Анатолий, старый товарищ самого Попенченко. Пригласили как почетного гостя. Увидел мои бои. И вот однажды выдали мне талон на обед – иду в столовку. Подходит мужик: "Можно присесть?" – "Пожалуйста". Я оглянулся по сторонам – кругом пустые столы. Значит, что-то от меня нужно. Он представился: "Я из Америки, тебе надо переходить в профессиональный бокс…" Залез мне в голову с этой идеей!
– Раньше об этом не думалось?
– Нет. Казалось, там головы отбивают. Вот каждый день, пока шел турнир, Анатолий ко мне подходил и говорил о профессиональном боксе. Довел до того, что с этими мыслями я выходил на финальный бой. Сбил мне настрой. Проиграл, сижу в расстройстве. Тут снова он: "Не переживай…" Думаю – что за идиот? Как не переживать?
– Действительно.
– Еще повезло, что Эгис (менеджер Ковалева – Эгис Климас. – Прим. "СЭ") в меня поверил. Начал вкладывать свои деньги.
– Эгис тратил не просто так. Все записывалось в долг.
– Это правда. Он оплачивал мое проживание в Америке, перелеты, питание. Зарплата не полагалась. Мне казалось, все должно сложиться в Штатах – в России на мои бои народ всегда собирался, шептались: "Сегодня Ковалев боксирует, надо пойти, посмотреть". Но это "должно" так затянулось… Бою на пятнадцатом в Америке я уже думал: ну его к черту, этот бокс! Денег не получаю, долги растут и растут. Одно успокаивало.
– Что?
– Перед тем, как начинать наш поход к вершине, задал Эгису вопрос: "А что, если у меня не будет возможности тебе отдать?" – "Не будет – значит, не будет. Не ставить же тебя под автоматы. Значит, я угорел". Я выдохнул – ничем не рискую! Разве что время потрачу зря.
– До 450 тысяч долларов дошло?
– До 400.
– Сейчас сколько осталось?
– Уже рассчитался, – рассмеялся Ковалев. – Благодаря деньгам Эгиса и моему упорству получили шанс. До этого жил с мыслями: на фиг я сюда ехал? За год, что провел в тренировочном лагере Дона Тернера, деградировал как боксер! Опустился до уровня мастера спорта!
– Самое тяжелое, с чем столкнулись в лагере Тернера?
– Северная Каролина. Одноэтажный дом, четыре комнаты и зал. Вокруг поля кукурузы, фасоли, табака. Выйти некуда, полная изоляция. Все это напоминало колонию-поселение. Больше двух недель никто не выдерживал. Исключение – Джимми Лэнг. Он жил в другом штате, специально приезжал к Дону готовиться к боям, чтоб ничто не отвлекало. Но для меня хороших спарринг-партнеров там не было. Чем оставалось заниматься? Вести бой с тенью? Мешок бить?
– Почему нет?
– Мешок-то сдачи не дает! Если получал соперников – совсем слабеньких. Нормальные боксеры стоили денег – а денег не было. Эгис мог тогда предложить небольшие гонорары.
– Сколько мог предложить – и сколько они хотели?
– Самый дорогой бой был с Дугласом Отиено, я взял титул NABA. Ушло около 25 тысяч долларов. Эгис привез меня с командой, Дугласа с командой и заплатил ему гонорар.
– Какие гонорары?
– Самый первый бой – две тысячи долларов сопернику. Потом пять тысяч, десять… За две уже никто не соглашался.
– Сколько стоит получить нормального соперника?
– От 25 тысяч и выше. Сейчас даже перворазрядник меньше пятнашки не просит. Это мне удалось подняться наверх с вложениями в 400 тысяч долларов. Сегодня – нереально. За такие деньги бойца не взрастишь. А у меня же зарплаты не было. Как лечу в Россию, прошу Эгиса: "Займи мне десять тысяч долларов. Или пять…" Договаривались, что в год могу брать не больше определенной суммы.
– Вы чувствовали, что его терпение подходит к концу, и он вот-вот вас бросит?
– Что бросит – таких мыслей не было. В Эгисе я не сомневался. Были сомнения, стоит ли мне продолжать боксировать. 15 боев провел – ничего не заработал! Наталья в Челябинске, а я здесь время трачу. Ни перспектив, ни прогресса. И тут предлагают бой в Екатеринбурге с Симаковым.
– Обрадовались?
– Я подумал, что после него в России и останусь! А потом на меня такое накатило, что лучше и не рассказывать. Карма, думаю, у меня такая? Там неудача, здесь вообще засада – человек погиб! Просто шок.
– Депрессия?
– Да. После боя остался в России. Месяца два прошло, звонок от Эгиса: "Для тебя хорошая новость. Я разговаривал с Кэти Дува, она хочет устроить тестовый бой, посмотреть тебя в деле. Если понравишься – подпишет контракт". И я вернулся в Штаты.
– Вы собирались родителям Симакова передать деньги…
– Какие деньги?
– За бой с Айзеком Чилембой.
– Да! Теперь можете написать – обещание выполнил. А за тогдашние бои – что бы я отдал? Когда вернулся в Америку, сказал: "Свой первый гонорар передам родителям Симакова". Лучше б, наверное, действительно отдал, чтоб меньше было вот этих разговоров.
– За бой с Дарнеллом Буном вы заработали, кажется, пять тысяч долларов?
– Да. Мог отдать эти копейки – ну и зачем им это? Цветы на могилу положить? Сейчас могу сказать: сразу после боя с Симаковым Эгис передал через организаторов боксерского вечера десять тысяч долларов. Как мы поняли, они не дошли. Родители ничего не получали. Но это уже не к нам вопрос.
– Вы с его родителями не общались?
– Нет.
– Есть версия: Симаков столько нахватал в тренировочных лагерях, что на вашем месте мог оказаться кто угодно.
– Я слышал, в Германии он стоял против Артура Абрахама, Роберта Штиглица, много ударов пропускал… Может, на мне просто крест сошелся. Я же помню, в любительских боях Симаков тоже прилично пропускал, – но там-то перчатки совершенно другие! У профи они маленькие. У меня до сих пор руки стонут после боя с Паскалем. Поэтому на бой с Чилембой я надел свои большие.
– Чтоб поберечь кулаки?
– Да. А у Чилембы, посмотрите запись, перчатки отличаются по размеру. После Уорда займусь руками всерьез. Видите, как они выглядят сейчас?
– Опухли.
– Это не опухоль. Здесь хрящ раздавлен, на суставе нарост образовался…
– Симаков был хорошим боксером?
– Да. Не скажу, что с большими перспективами, но целеустремленный. Я Симакова запомнил еще по любителям. Всегда отмечал про себя: "Крепкий какой парень из Кемерово, не хотелось бы на ринге встречаться…" С другой стороны, было интересно – как бы я с ним отбоксировал? Но встретился уже в профессиональном боксе. Эгис сказал: "Предложили бой с Романом Симаковым". Я поразился: "О! Он что, тоже в профиках? Отлично!"
– Вы после его смерти выдержали огромный пресс. Таскали по следователям, чего только не было…
– Всё было!
– Перчатки ваши искали.
– Тоже было.
– Среди близких Симакова ходила версия – в ваших перчатках спрятано железо.
– Ну, глупость! Как можно спрятать железо? Проверяет перчатки супервайзер, команда соперника, подходил тренер Симакова. Смотрели, как мне бинтовали руки, как надевали перчатки. Получается, все они что-то проглядели?
– Хоть раз у вас были подозрения, что у соперника в перчатках что-то спрятано?
– Это невозможно. В 80-х и 90-х такие истории случались, что-то в бинты закладывали. Я смотрел какой-то фильм – боксера посадили за такие фокусы. Из перчаток было удалено мягкое наполнение. Он все признал, уже когда отсидел. А сейчас слишком серьезный контроль.
– Вы действительно все свои перчатки после боя раздариваете?
– Да.
– Те ваши перчатки долго не могли отыскать.
– Я их знакомому подарил. Поэтому и нашлись. Поначалу не придал значения, когда меня попросили предоставить перчатки, отмахнулся: "Кому-то отдал…" Когда понял, что все на полном серьезе, позвонил этому Руслану. Он привез. Давно ему обещал перчатки с боя – вручил вот эти.
– Позже их вернули?
– Так и остались у следователя.
– Вы хоть одни сохранили?
– Те, в которых побеждал Бернарда Хопкинса. Куртка, боксерки, шорты с того боя – все лежит дома под органическим стеклом. Особенный для меня бой. Еще с Уордом будет особенный. Самый важный бой в моей карьере!
– Кто вам сообщил, что Симаков умер?
– Мы были с Эгисом на телефоне. Он и рассказал. Эти дни для меня, как в тумане. Будто пьяный ходил. Что-то помню, что-то нет. Как бы вам объяснить… Непонятное чувство вины. Шел поединок, мы в равных условиях. Уже в третьем или четвертом раунде понимаю: у меня руки болят – его бить! А он все стоит! Ясно, что победу я не отдам. Может, мне надо было самому сказать рефери: "Куда вы смотрите?! Парень хавает все удары, останавливайте!"
– Еще у вас бывало чувство вины?
– Один раз.
– Это когда же?
– Когда мой добрый знакомый Мага Абдусаламов в Америке стал инвалидом. На этом бою с Майком Пересом я сидел в первом ряду. Мне хотелось подбежать к тренерам, крикнуть им: "Что вы творите?! Снимайте его!" Я Магомеда отлично знаю, вместе по сборам ездили. Он сам на себя был не похож еще по дороге к рингу. Я вообще в нем не видел настроения боксировать в тот день. Что-то с ним было не то! Потом думаю – ну, выскочу я. Никто не поймет, пошлют меня с этими советами. Что лезешь не в свое дело? Если он вышел с этой командой – значит, ей доверяет. Вот за это чувство вины.
– Обычно Абдусаламов был совсем другой?
– Конечно. С настроем, позитивом. А тут – прямо замученный. Я в первом раунде вышел в туалет, возвращаюсь – а меня в зал не пускают, пока раунд не закончится. После подхожу – Мага сидит и щеку свою наминает. Видно, что больно, будто челюсть сломана. Все опухло. Потом посмотрел повтор – удар он пропустил сильный.
– Когда сами чувствовали на ринге себя ужасно?
– Первый бой с Буном. К шестому раунду я сдох. За всю карьеру так не уставал, с одиннадцати лет! Сел в угол ринга – и все, память отключилась. Очнулся по пути в раздевалку.
– Спросили: "Выиграл я или нет?"
– Вот-вот! Даже не помню, как мне руку поднимали. Как прошли седьмой и восьмой раунд. Шел, словно ежик из тумана.
– Потом вспомнили?
– Нет! Почему Кэти Дува и сказала: "Раз такие проблемы в бою с Буном – давайте устроим еще один, с ним же". Поглядим, насколько Сергей изменился. Бун согласился. Чем закончилось – вам известно. Но в первом бою я реально прошел по грани. Как и в бою с Габриэлем Кампильо. Знаете, ребята, я книжку свою назвал "На грани".
– Прекрасное название.
– Столько было ситуаций что в ринге, что в жизни, когда шел по грани… Издатели говорили: "Да нет, лучше "Жизнь без страха" назовем". Но это неправильно! Как жить без страха? Просто его нужно уметь контролировать. Чтоб он тебя не съел.
– Если б бой в Екатеринбурге не закончился трагично – Кэти Дува могла вас не заметить?
– Очень большая вероятность! Не было бы такого резонанса – никто бы на тот бой внимания не обратил. Эгис рассказывает: "Я подошел к Кэти…" – "Что ж ты раньше не подходил?"
– А он?
– Я, говорит, и не думал о ней. Ходили ко всяким мелким промоутерам, а к Кэти – нет. С 2006-го, когда Артуро Гатти перестал боксировать, она была на низком уровне. У нее оставались рядовые боксеры. Не было боев на канале НВО. А мы-то стремились сразу туда!
– Ей тоже повезло с вами?
– Думаю, да. Произошла перезагрузка карьеры. Мы трое друг друга встретили вовремя. Эгис оправдал свои вложения, стал лучшим менеджером мира. Кэти вернулась на НВО. Организовала бой с Уордом. Это третий случай в истории бокса, когда встречаются два непобежденных бойца! На кону сразу три чемпионских титула! Хотя многие говорят: "Серый, на фига тебе этот Уорд?! Риск-то колоссальный! Мог бы спокойно "мешков" околачивать, зарабатывать деньги…"
– Логично.
– Но если предложили такой бой, что я должен ответить? "Нет, спасибо"? Уйти в отказ? Как потом с этим жить? Начались бы разговоры, дескать, Ковалев испугался, он не настоящий чемпион… Я понимаю, что Уорд – очень опасен. Не как нокаутер. Но опасен. Он более подвижный, порой неуловимый, хитрый, может обдурить. Скользкий боксер. Шансы объективно – 50 на 50. Но это и заводит!
– Значит, даже мысли не было уклониться от встречи с Уордом?
– Конечно, нет! Расцениваю бой – как испытание сверху. Очередную проверку, которую надо выдержать. Так уж меня воспитали.
– Как полагаете, на что рассчитывал Жан Паскаль, срывая с вас бейсболку на пресс-конференции накануне первого боя?
– Сдали нервы. Темнокожие ребята любят давить на психику, еще до боя стараются запугать соперника – словами, жестами. Сделать так, чтоб ты почувствовал себя жертвой. Прокатит – всё, в ринге заклюют. Но если ты не струсил, дал отпор – они сами психологически ломаются. Паскаль то
– Неужели?
– Я не стремился Паскаля нокаутировать, закончить бой быстрее. В третьем раунде сломал ему нос, себе разбил левую руку. Бить уже было больно, но все равно кайфовал от того, что превращаю его нос в картошку! Обычно с соперниками я просто боксирую, выполняю свою работу. А здесь причинял Паскалю боль – и получал удовольствие. Другого отношения он не заслужил. После седьмого раунда его тренер Фредди Роуч выбросил полотенце. Тут Эгис и напомнил: "Ты полтинник выиграл!"
– Паскаль включил заднюю?
– Да. Когда его подергали за веревочки, понес ахинею: "Какие 50 тысяч? Ты же отказался…" Хотя вся переписка есть в твиттере. Главное, должен-то не мне – детям! Вырвать силой из него деньги невозможно. Сразу в полицию побежит. Зачем мне проблемы? В России, конечно, с ним был бы другой разговор. Здесь не пришлось бы даже уговаривать – сам бы принес и отдал.
– Перед вторым боем он предложил вам пари на 50 тысяч долларов. Отдал?
– Нет! История такая. Репортеры спросили: "Первый бой с Паскалем вы закончили в восьмом раунде. Сколько теперь планируете затратить на победу?" Я сказал, что попробую остановить до восьмого раунда. Паскаль тут же отреагировал: "Ставлю 50 тысяч, что этого не произойдет". Я принял вызов. Договорились, что деньги в любом случае идут детям на благотворительность. Для меня это была дополнительная мотивация. Правда, в бою о споре совершенно забыл.
– Первая победа над Паскалем далась тяжелее?
– К тому бою по разным причинам физически оказался не готов. Уходя с ринга, думал: "Больше с этим парнем встречаться не хочу. Ну его…" Я пропустил три хороших удара. Прям на грани был – мог и упасть. Дальше со стороны Паскаля и его команды начались странные разговоры: "Рефери рано остановил бой. Это был наш план". Предложили реванш. Подходящего соперника не нашлось, а они давали неплохие деньги, канал НВО согласился. Вот и организовали бой. У меня уже было огромное желание поставить Паскаля на место. Надо уметь признавать поражения. Особенно, когда проигрываешь вчистую. Вот Бернард Хопкинс повел себя достойно.
– Что вам сказал?
– "Я до боя говорил тебе плохие вещи, которые других боксеров выводили из себя, они теряли психологическое равновесие… Однако на тебя это не подействовало". Я ответил, что со своим уровнем английского понимал далеко не все из его слов. Не скажу, что с Хопкинсом стали лучшими друзьями, но отношения теплые. Видимся часто, он же сейчас работает комментатором на канале HBO. При встрече всегда можем пообщаться, что-то обсудить.
– На ринге хоть в чем-то почувствовали, что Хопкинсу – пятьдесят?
– Нет. В апреле, за полгода до нашего боя, он уверенно победил Бейбута Шуменова, моего ровесника, забрал у него титул чемпиона WBA. К ноябрю состариться точно не успел.
– Себя в таком возрасте на ринге представляете?
– Это нереально. Хопкинс – феномен. Я понимаю, почему он не спешил завершать карьеру. За бой со мной, например, получил два миллиона. Разве плохо?
– Майк Тайсон назвал вас "свирепым". Впечатлило?
– Знаете, ребята, раньше я бы воскликнул: "Вау!" Сегодня такие слова воспринимаю намного спокойнее. Даже из уст Тайсона. Вот читаю его книгу – он же из труса превратился в боксера! Сам об этом говорит в книге. Выходил на ринг и со страху сметал любого.
– Книжку читаете на русском?
– Да. Повезло Тайсону, что на его пути попался Кас Д’Амато. Тренер, который помог стать ему человеком и великим боксером. Точно так же мне повезло, что встретил Эгиса. Я уверен, у каждого есть ангел-хранитель, который помогает, направляет, указывает путь. Мы все рождаемся для чего-то, со своей миссией. Речь не только о людях.
– То есть?
– Однажды с женой Наташей забрали из приюта йоркширского терьера. Назвали Пикассо. Через год и три месяца пес погиб под колесами машины. Может, звучит странно, но я верю, что он выполнил миссию, которая предназначена любому живому существу. Ценой собственной жизни изменил ход событий в нашей семье. Мы с Наташей давно хотели ребенка – не получалось. А гибель Пикассо совпала с известием, что Наташа беременна.
– С Тайсоном общались?
– Мельком. Познакомился в Лас-Вегасе. Телевизионщики записывали со мной интервью в отеле. Там же и Майк бродил. Второй раз встретились год назад на бое Мигеля Котто с Саулем Альваресом. Сначала на трибуне обнаружил Жан-Клод ван Дамма. Это ж кумир моей молодости! Лет до четырнадцати дома все стены были залеплены его плакатами. Подошел, попросил сфотографироваться. Так и сказал ван Дамму: "Я – твой фанат!"
– Что ван Дамм ответил? "А я – твой"?
– По-моему, меня не узнал. Он вообще вел себя странновато. Рявкнул на ребят, которые сидели рядом, громко переговаривались: "Что расшумелись? Дайте бокс посмотреть". Словно мы в театре. И уставился в ринг, где боксировали два парня, которых даже я не знаю. А Ван Дамм следил за ними с наигранным интересом.
– А Тайсон?
– Майк был с двумя знакомыми, ел попкорн. Я сразу почувствовал, что он не в настроении, какой-то нервный. То ли жизнь так загружает, то ли болельщики задергали. К нему постоянно подходили с просьбами сфотографироваться. Кто-то на плечо руку положил – Тайсон зыркнул: "Убери!" Честно говоря, я уже начал жалеть, что к Майку сунулся. Но он узнал, заулыбался. Я сказал: "Не хочу тебя напрягать. Давай фотку сделаем – и пойду…" – "Без проблем". Где-то в интернете есть снимок – я с Тайсоном, у него в руках кулек попкорна.
– Последний случай, когда вы были близки пустить в ход кулаки вне ринга?
– Есть во Флориде русский район – Санни-Айлс. Людям там веры нет, руку помощи не протянут. Весной 2012-го в Америку приехала Наташа. Денег было в обрез, жили в каком-то тараканнике, пока не нашли нормальную квартиру. Помимо тренировок я хватался за любую подработку. Мужик лет пятидесяти, по имени Вася, пообещал 200 долларов.
– Что за подработка?
– Ничего сложного. Помочь с переводом, выписать термины. С Натахой четыре часа в интернет-кафе посидели, все сделали, распечатали, принесли. Когда о деньгах заикнулся, Вася удивленно переспросил: "Какие деньги? Разве мы о чем-то договаривались?" Вот тут желание всечь было очень велико. Но я понимал – стоит хоть пальцем тронуть, вызовут полицию, и мне конец. Вася на это и рассчитывал. Я переборол себя, послал его: "Всё, давай…" Сел в машину и уехал.
– В том же 2012-м вы попались в Америке на краже печенья из магазина. Как отреагировал Эгис?
– Он узнал случайно, время спустя. Прислали какой-то штраф, я не мог понять, в чем дело. Решил, что связано с кражей, рассказал. Эгис обалдел. Как же мне было стыдно! Денег не хватало, вот и не удержался. В магазине несколько раз повторял фокус. Упаковка большая – кажется, наполовину пустая. Из двух я делал одну и спокойно шел к кассе. Не думал, что запалюсь. Отследили, наверное. У дверей приняла охрана: "Эй, иди сюда". Забрали документы, все данные взяли и отпустили.
– Почему?
– Печенье стоило долларов пять. Не та сумма, чтоб устраивать судебное разбирательство, тратится на адвоката. Вышло бы дороже. Меня просто припугнули. Вот до этого влип в историю с "айфоном". Тогда могло закончиться гораздо хуже.
– Что стряслось?
– В Лос-Анджелесе около зала нашел "айфон". Прежде в руках-то его не держал. Понятия не имел, что надо в полицию отнести. Выкинул симку, вставил свою и уехал в Биг-Бер-Лейк, где в то время жил. Городок в 180 километрах от Лос-Анджелеса. В субботу вечером включил "айфон", а в понедельник утром нагрянула полиция. Вычислили по IMEI. Я не разбирался в таких нюансах, дремучий был, для меня тогда все это космос…
– Вас арестовали?
– Задержали до выяснения. Дали право на один звонок, я набрал тренеру в Биг-Бер-Лейк, объяснил ситуацию. Три дня торчал в изоляторе. На четвертый выдали оранжевую тюремную униформу, перевезли в отстойник. Оттуда вызывали по одному в кабинет, зачитывали обвинение, под какую статью попадаешь, под какой режим.
– Что вам грозило?
– Срок – от 6 месяцев до года. И депортация.
– Снова Эгис выручил?
– Он же не Брюс Всемогущий… В первый день выпускали под залог 20 тысяч долларов. Огромные деньги для меня! Эгис спросил: "Серый, что будем делать? "Двадцатку" выкладываю?" – "Нет. Посижу пока, посмотрим, что да как…" Меня предупредили, что долго не продержат, статья мелкая. Если б сумма превышала 400 долларов – уже другая ответственность. Могли бы "закрыть". В итоге освободили до суда.
– Все равно под залог?
– Не помню. Если Эгис и платил, то незначительную сумму.
– О чем думали в изоляторе?
– Было страшно, что карьера на волоске. Что вся работа впустую, что подвел Эгиса. Причем из-за какого-то телефона! Случилось это за неделю до боя с Дугласом Отиено. Но нервотрепка не помешала выиграть и завоевать первый пояс.
– Оглядываясь назад, не поражаетесь самому себе? Как выдержали?
– Смотришь порой на спортсмена – все у него ништяк, Богом поцелован. Карьера идет ровно, не запинается, коленки не стирает… Что ж, у каждого свой крест. Вот сломался бы я – и что? Мной бы просто вытирали пол. Зато получил опыт, стал сильнее ментально и физически. Трудности только закалили.
– Чему научила Америка?
– Не подписывать бумаги, если в чем-то сомневаешься. В любом договоре вычитывать каждую строчку. Есть американская пословица: "Никогда не поздно заплатить деньги и поцеловать кого-то в задницу". Чтоб не доводить до этого, лучше все изучить досконально, заранее просчитать последствия.
– В хоккее агент получает с контракта игрока от 5 до 10 процентов. А в боксе?
– 33 процента. Официальная такса. Как ты со своим менеджером договоришься, другой вопрос.
– Вы уже пережили момент, когда смотрите на свой банковский счет – а там миллион долларов?
– Миллиона у меня пока нет. В Америке, даже если получишь за бой миллион, от него мало что остается. Почти половина уходит на налоги, плюс отчисления промоутеру, менеджеру, команде. Все, что зарабатываю, на счету не держу, куда-то вкладываю. Наташа иногда обижается, вздыхает: "Ты вечно где-то, но не с нами…" Объясняю: "Мы хотим и жить хорошо, и кушать вкусно, и спать мягко, и чтоб папа еще постоянно был рядом. Потерпите. Всему свое время". Я же создаю задел на будущее, стараюсь семью обеспечить. Например, не трачу деньги на дорогие автомобили. В Челябинске у меня 140-й "Мерседес" 1996 года.
– Глазастый такой?
– Нет, "кабан". Полтора миллиона рублей в него вложил. А то машина была в ушатанном состоянии. Зато сейчас в порядок привели, ездит не хуже, чем новая. Ну и нормально, меня устраивает.
– Будущее связываете с Америкой?
– Нет. Там – работа. Здесь – дом. Просто раньше не было возможности регулярно летать, вот и сидел в Штатах по восемь-десять месяцев. Сейчас домой приезжаю чаще. В июне в Челябинске открыли школу бокса Сергея Ковалева, при ней благотворительный фонд моего имени. Уже есть своя промоутерская компания. Рано или поздно карьера закончится, но из бокса точно не уйду. Буду продвигать молодых ребят на профессиональный ринг. Может, кого-то попробую тренировать. Вообще деньги для меня – как увеличительное стекло.
– В смысле?
– Если они появились, а ты внутри – дерьмо, начинаешь вонять. Это сразу все чувствуют. Если ты нормальный, правильный человек, деньги сделают тебя добрее. Будешь не только тратить, но и помогать другим